Воспоминания прихожанина Андреевской церкви с. Белая Колпь В. В. Корнича: «…До революции старый священник жил в своем кирпичном доме рядом с церковью (дом этот цел и сейчас), у него было свое хозяйство – занимался пчелами. Пчел содержал в колодах. Мой дед Егор мальчишкой часто бывал у него дома. Перед церковью была красивая кирпичная фигурная ограда с воротами. Она тянулась от сарая до кирпичного дома священника. Вход к церкви был недалеко от угла с юга. Со стороны дома священника были парадные ворота. В них въезжали для венчания. Другие ворота были рядом с сараем, где сейчас находятся ворота в церковной ограде. В Белой Колпи была церковно-приходская школа, в которой в 1880 году учился мой дед.  (Белоколпские школьники. Вдалеке видна церковь). Эта школа находилась на месте дома, где сейчас почта и медпункт. Старая деревянная церковь находилась, наверное, на месте, где теперь начинается новая слобода с коттеджами, а немного севернее была часовня – маленький домик без окон из белого камня с двумя красивыми колоннами и портиком. Мы, малыши, в детстве играли на ее ступеньках. Она была снесена в 1938 году. В довоенные годы в Белой Колпи на службе всегда было много прихожан, в основном пожилые женщины. Мы, тогдашние дети, заходили в церковь тихо, со страхом, бабушки на нас шикали, чтобы мы не мешали. Особенно сильное преследование церкви началось в последние предвоенные годы. Приблизительно в 1940-м году с колокольни сбросили колокола прямо на землю. Они разбились. Один колокол повесили на столбе посреди деревни и звонили в него в случае пожара. Отдельными редкими ударами в колокол бригадиры собирали колхозников на работу, да ночной сторож дед Петр ночью в 24 часа отбивал 12 ударов. В войну этот колокол немцы увезли в Германию. В 1940 году для «нетрудовых элементов» была введена трудовая повинность. Не знаю, на кого она распространялась, но по этому приказу священник обязан был напилить и сдать государству около 10 кубометров дров. Он все лето ходил в лес с одноручной пилой заготавливать дрова. Наверное, были введены и другие притеснения против церкви, кажется, налог, поэтому в начале 1941 года церковь была закрыта. В январе 1941 года у нас тяжело заболела бабушка Варвара Сергеевна. Священник приходил к нам, исповедал и причастил ее, а после смерти, ее отпели в церкви, после чего священник уехал из села. Жил этот батюшка в церковной сторожке. Домик находился на месте теперешнего кладбища. Он стоял окнами к церкви, там была русская печка, две комнаты. С ним жила еще старушка Ксеновна, ее семья была репрессирована, жила она на подаяния. Рядом со сторожкой, ближе к дороге, стоял большой церковный сарай. Там хранились гробы и какие-то церковные принадлежности. Как мне рассказывали, раньше кладбище находилось за деревней, а к церкви оно было перенесено по решению местных властей в 1924 году. Мне, не помню кто, рассказывал, что во время оккупации деревни немцы взяли ключи у Ярославцева Ивана Ильича , дом которого был рядом с кладбищем (где сейчас сарай с газовыми баллонами), открыли церковь, аккуратно упаковали и вывезли в Германию все ценные иконы и предметы. В 1946 году верующие создали церковный совет и ходили по деревням собирали деньги на открытие церкви. В этом совете была наша соседка Мазурина Екатерина. В начале 1947 года от церковного совета поехали в Москву за разрешением открыть церковь. Но открыть ее не разрешили. А вскоре прошла денежная реформа, и собранные деньги обесценились. После этого в церкви колхоз сделал склад для хранения зерна. Мой дед Егор был назначен сторожем. Там-то в ножке стола мы и обнаружили с ним письмо из Санкт-Петербурга на разрешение князю Михаилу Шаховскому освятить Воскресенскую церковь. Мы это письмо положили обратно в тайник и закрыли задвижку. Затем колхоз сделал к церкви большую пристройку во всю длину церкви. Там хранили удобрения, химикаты и т. д. В церкви все разломали и загадили. В 1956 году в большой крест ударила молния. Купол горел целый день. Крест наклонился на бок, а потом упал. В 1970 году, или позже, молния ударила и в крест на колокольне…» | 